На протяжении многих веков «духовные вожди» буржуазии, её церковь, её школы непрерывно и красноречиво, искренно и лицемерно утверждали веру в творческие силы христианской, гуманитарной культуры ростовщиков, банкиров, фабрикантов, лавочников. Учили: веровать в бога, надеяться на лучшее будущее за гробом, любить ближнего, как самого себя. В поучениях этих хитроумие грамотных не всегда спекулировало в надежде на глупость невежд, ибо довольно часто «мыслившие о мире в целом, о тайнах жизни» – то есть о бесконечно разнообразных изменениях материи, основного вещества всех явлений жизни, – мужественно признавались, что они не видят смысла бытия. Другие мыслители, занимаясь исследованием социальных – трудовых и торговых – взаимоотношений людей, столь же мужественно утверждали, что как было, как есть, так и будет во веки веков и до конца мира. В общем же весь смысл умственной деятельности буржуазии всецело характеризуется словами «Коммунистического манифеста»: «Господствующими идеями любого времени были всегда лишь идеи господствующего класса».

Эти идеи – отличнейшие темы для комедии.

В тысячах церквей Европы буржуа всех её государств молились «единому христианскому богу»: «Мир – миров и твоему даруй!» В 1914 году немцы начали умолять его о помощи в благочестивом деле разгрома французов и англичан, а эти последние страстно умоляли того же бога помочь им уничтожить немцев. Существуй бог – трагикомическое положение его было бы глубоко смехотворно.

В.И.Ленин: "Броненосец "Потёмкин" остался непобежденной территорией революции"

«Клятва Шмидта»: «Клянёмся в том, что мы никогда не уступим никому ни одной пяди завоёванных нами человеческих прав»

14(27) ноября возглавил восстание на крейсере «Очаков» и других судах Черноморского флота. На корабле был поднят красный флаг. Шмидт объявил себя командующим Черноморским флотом, дав сигнал: «Командую флотом. Шмидт». В тот же день он отправил телеграмму Николаю II: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас  немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более Вашим министрам. Командующий флотом П. Шмидт».

Борющиеся за свободу матросы и солдаты устраняют начальство. Порядок поддерживается полный. Правительству не удается повторить кронштадтской гнусной проделки, не удается вызвать никаких погромов. Эскадра отказалась уйти в море и грозит городу, если попробуют усмирять восставших. Командование «Очаковым» принял лейтенант в отставке Шмидт, отставленный за «дерзкую» речь о защите с оружием в руках свобод, обещанных в манифесте 17 октября. Сегодня, 15, должен был окончиться, по сообщению «Руси» , срок, назначенный для сдачи матросам.

Мы стоим, следовательно, накануне решительного момента. Ближайшие дни - может быть, часы - покажут, победят ли вполне восставшие, будут ли они разбиты или будет заключена какая-нибудь сделка. Во всяком случае, севастопольские события знаменуют полный крах старого, рабского порядка в войсках, того порядка, который превращал солдат в вооруженные машины, делал их орудиями подавления малейших стремлений к свободе.

Мы, марксисты, знаем, что всякий писатель является политиком. Мы знаем, что искусство есть могущественная форма идеологии, которая отражает бытие отдельных классов и в то же время служит им орудием самоорганизации, организации других подчиненных классов или таких, которых они хотят подчинить, и дезорганизации враждебных. Мы, марксисты, знаем, что даже те писатели, в произведениях которых на первый взгляд и в лупу не найдешь политики, на самом деле являются политиками. Иногда они это прекрасно и сами сознают. Сознают они, что надо развлекать публику пустяками, разноцветным хламом, смешной забавой как раз для того, чтобы отвлечь их от серьезной политики, от постановки серьезных проблем, на которые толкает сама жизнь.

Искусство развлекающее, искусство отвлекающее всегда было крупным политическим оружием для карнавального утешения толпы, которой, быть может, очень и очень не хватает хлеба. Или возьмите другую разновидность писателей-политиков, отрицающих всякую политику. Возьмем романтиков. Романтики искреннейшим образом уверены, что они презирают действительность и презирают борьбу за изменение этой действительности. В глубине этого явления лежит описанное в известной басне суждение о винограде, что он-де кисел, вызванное только тем, что его все равно не достанешь. Романтик, как об этом еще писал Плеханов, знает, что быть активным ему не дано. Тогда он провозглашает пассивность самой высшей мудростью и благороднейшей чертой духовной аристократии. Он призывает к отказу от борьбы и строительства, он зовет уйти в мечту и насладиться вместе с ним безграничностью сил человеческого воображения.

Но разве это не политика? И разве эта политика, в большинстве случаев проводимая слабохарактерными представителями мелкой буржуазии, может не найти себе снисходительного одобрения со стороны господствующих классов, которые крепко держатся за действительность?

Да, одни ведут политику, отрицая ее на словах, потому что так оно хитрее, так легче добиться своих целей. Другие ведут политику, не подозревая этого, искреннейшим образом считая себя далекими от всякой политики.

Всякий класс защищает свои интересы, но не всякому классу выгодно в этом сознаться. Классы, интересы которых явно противоречат интересам огромного большинства, стараются защищаться, пользуясь всяким прикрытием, и искусство является для них хорошим политическим оружием именно постольку, поскольку им можно прикрыть свои хищные намерения.

Семьдесят пять лет назад перестало биться сердце великого пролетарского писателя, революционера Алексея Максимовича Горького.

История непростых отношений Горького с большевистской партией – тема отдельного разговора. Сегодня нам придется сосредоточить внимание на происшедшей три четверти века назад трагедии. Для этого есть серьезные причины, но начнем не с них, а, так сказать, с информационного повода. Читать далее...

После окончания последней мировой войны прошел двадцать один год; этому событию, финалом которого стал разгром Японии, посвящается сейчас огромное количество публикаций на всех языках. Многие регионы разделенного на два лагеря мира демонстрируют оптимизм[1].

Двадцать один год без новой мировой войны в ситуации острой конфронтации, конфликтов с использованием силы и внезапных перемен представляются всем очень долгим сроком. Однако даже не анализируя специально, к каким результатам на практике привел этот мир (нищета, деградация, эксплуатация все возрастающего числа регионов Земли), – мир, о своей борьбе за поддержание которого мы все постоянно говорим, – хорошо бы понять, является ли он реальностью.

Цель данных заметок – не описание локальных войн, случившихся со времени капитуляции Японии, и тем более не составление длинного и все увеличивающегося реестра гражданских конфликтов, случившихся за период так называемого мира. Но чтобы понять всю необоснованность демонстрируемого оптимизма, достаточно вспомнить о войнах в Корее и Вьетнаме.

В Корее после нескольких месяцев ожесточенных боев северная часть страны подверглась самому чудовищному опустошению, какое можно найти в анналах современных войн: сплошь перепаханная бомбами, она осталась без фабрик, без школ, без больниц, без какого-либо следа жилья, где могли бы укрыться десять миллионов ее жителей. Читать далее...

 "И если кто-нибудь говорит, что мы- романтики или неисправимые идеалисты, которые мечтают о невозможном, что невозможно изменить массы в почти совершенных людeй, то мы должны ответить им тысячу и один раз, что это возможно, что мы правы!."

(Че)

О Че много говорят и пишут, но мало кто предоставляет слово ему самому. Так удобнее, ибо это легко позволяет сделать Че политически безвредным.    С 60-х годов этот аргентинский врач стал символом Революционера, революционного сопротивлeния капитализму и империализму, которые сегодня гигиенически именуются "глобализацией". Именно поэтому власть предержащие с помощью СМИ делаю все возможное для того, чтобы разрушить этот символ. Это делается путем изображения Че как полумягкого мечтателя, искателя приключений, слабой личности, неумелого политика или неудавшегося лидера партизан. Другими словами, возможно, человeка с добрыми намерениями, но с недостаточным политическим опытом, неудачника. Такого, за которым не стоит следовать. Читать далее...

Вообще-то он был тяжело больным человеком. Фактически инвалидом. Инвалидом детства, как бы сказали сейчас. Жесточайшие приступы астмы преследовали его с самого раннего возраста. Спасался гормональными препаратами.
 

Но учиться на медицинский факультет университета он пошел не для того, чтобы вылечиться самому, а для того, чтобы помогать людям. Впрочем, с такими мечтами туда поступают многие, но очень часто такое благое желание оказывается пустой фразой, формой самоуспокоения больной совести.
 

Не таков был Че. Хорошие намерения не успокаивали его совесть, а только  подстегивали к решительным поступкам, по сравнению с которыми меркли самые высокопарные фразы.
 

Начитавшись революционных книжек, он предпринимает путешествие на мотоцикле по северной Аргентине протяженностью 4 000 км, а через два года - по другим странам Латинской Америки, чтобы посмотреть, как живут простые люди. Это одна из главных черт его характера. Он никогда не воспринимал на веру то, что было написано в книжках, даже самых лучших. Но когда он удостоверялся лично, что написанное в книгах есть истина, он без колебаний отдавал все силы ради воплощения в жизнь идей, в этих книгах высказанных. Именно в ходе второго путешествия, когда он имел возможность воочию увидеть нищету и беспросветность, царящую в Латинской Америке, у него вызрело решение стать "революционным врачом". Читать далее...

14 июня кубинцы и их друзья празднуют день рождения двоих героев – Антонио Масео-и-Грахалеса (1845-1896) и Эрнесто Че Гевары де ла Серна (1928-1967). Эти имена символизируют два века освободительного движения, выковавшего традицию народной революционной борьбы. Равной ей в современном мире, пожалуй, нет. Именно эта борьба превратила Кубу из острова рабства в Остров Свободы, из острова позора в остров достоинства, ставший с середины XX века для Латинской Америки тем же, чем в начале XXI-го Латинская Америка стала для всего мира, – знаменем и надеждой.

Оба героя олицетворяют не только борьбу против свойственного их эпохам национального и социального гнета, но и преодоление многообразных форм отчуждения, разъединения людей идеологией и бытом эксплуататоров. Преодолевать это зло приходится с разных сторон, что тоже олицетворяют судьбы обоих.

Антонио Масео – мулат, хотя и свободный по рождению, но на рабовладельческой Кубе принадлежавший к расе изгоев. Первую освободительную войну (1868-1878 гг.) начали сыновья плантаторов-рабовладельцев - идейные аболиционисты, отвергшие неправедное господство своего класса, освободившие своих рабов и сражавшиеся за то, чтобы снять с негров ярмо рабства на плантациях, а со всей страны – рабства колониального. Но только участие потомков рабов в общей войне за свободу могло смыть клеймо расовой розни и на деле опровергнуть бредни расистов любого цвета кожи. Белых - о превосходстве «высшей расы» над прочими. Черных – о том, будто неграм и мулатам надо освобождать только себя и освобождать от белых вообще; в конце этого тупикового пути - закадычные друзья-мафиози, мулаты Фульхенсио Батиста и Леонидас Трухильо, ставшие тиранами Кубы и Доминиканской Республики, и негр Франсуа Дювалье – палач Гаити. К счастью, на Кубе нашлись люди, сделавшие освободительные войны не рассадником расовой розни и ненависти, а школой боевого братства. В числе первых, как тогда говорили, «в манигуа», то есть в партизаны, ушла вся семья Масео – отец, мать, девять сыновей и две дочери. Из девяти братьев один Антонио ненамного пережил мать. Став одним из виднейших вождей трех повстанческих войн, он заслужил почетное имя «Бронзовый титан».

Читать далее...