Февральскую революцию буржуазия объясняла протестом масс против военных поражений царской армии. Она проповедывала, что главной задачей революции является победоносное завершение войны, захват Константинополя и т. д. Буржуазное правительство совершенно не склонно было пересматривать империалистскую программу. Империалистские планы завоеваний, которые поддерживались русской буржуазией и раньше, она намеревалась осуществить теперь с большим успехом.

Буржуазия, пользуясь военной обстановкой, призывала население России к национальному единению, пытаясь под этим флагом отделаться от разрешения «проклятых» социальных вопросов.

Было очевидно, что созданное ею Временное правительство не собиралось, да и не в состоянии было разрешить более или менее серьезно национальный вопрос. В сохранении власти над национальными окраинами и в дальнейшей империалистской экспансии буржуазия видела одну из основ своей экономической и политической мощи, своего классового господства. Она выдвинула, пользуясь поддержкой мелкобуржуазных партий — социалистов-революционеров и меньшевиков, — старый царский лозунг «единой и неделимой России», прикрытый лишь розовым флагом «революционной демократии».

Временное правительство, бессильное подавить национально-освободительное движение на окраинах России репрессивными мерами, рассчитывало ослабить его второстепенными уступками: отменой ограничений вероисповедания и процентной нормы в учебных заведениях, предоставлением «инородцам» права занятия должностей в государственных учреждениях и т. п.

Читать далее...

Коалиция с соглашателями позволила буржуазии установить в правительстве своеобразное разделение труда. Министры- «социалисты» выступали перед народом с «демократическими» речами и предложениями, а лидеры буржуазии под прикрытием соглашателей собирали силы для нового наступления на революцию. [195]

Восстановили деятельность Государственной думы под видом «частных совещаний». Первое такое совещание состоялось 22 апреля. Родзянко так определил задачи совещаний: от делегатов Думы ждут «указаний на то, как надо вести государственный корабль»{264}. А депутат Н. В. Савич, октябрист, добавил:

«Наше дело — формировать общественное мнение»{265}.

В майскую коалицию министром земледелия вошел В. М. Чернов. Вождь партии эсеров, ее теоретик, он слыл также специалистом по аграрному вопросу. Получив портфель министра, Чернов должен был попытаться осуществить на практике путаные эсеровские теории. Но вождя эсеров пригласили в правительство не для этого. Князь Волконский, крупнейший помещик Тамбовской губернии, в своем письме к Чернову в начале июня разъяснил ему, чего хотят от него помещики.

Читать далее...

Не успела еще конференция большевиков закончить свою работу, как в Петрограде прорвались наружу классовые противоречия. Не помогли ни уступки буржуазии, ни маневры соглашателей. 20 и 21 апреля на улицах столицы развернулись массовые демонстрации против войны.

До сих пор Временное правительство скрывало свои истинные намерения. О войне оно говорило в нарочито туманных фразах, сеявших в массах надежды на прекращение бойни. Правительство выжидало, пока эсеро-меньшевики выполнят свою задачу по подготовке масс к продолжению войны. Однако буржуазия боялась, что рост антивоенных настроений опрокинет все усилия эсеро-меньшевистских агитаторов. К тому же декларация правительства от 28 марта, хотя и глухо, но высказавшаяся за «утверждение прочного мира на основе самоопределения народов», [185] произвела на союзных империалистов неприятное впечатление. Они потребовали прямого ответа — будет ли воевать Россия.

Восемнадцатого апреля Милюков разъяснил, что декларация от 28 марта выражает «всенародное стремление довести мировую войну до решительной победы»{251}.

Как раз в этот день — по новому стилю было 1 мая — рабочие и солдаты демонстрировали по улицам с лозунгом советской декларации «Мир без аннексий и контрибуций».

Явно империалистский характер ноты Милюкова вызвал прежде всего бурный протест воинских частей Петрограда.

Читать далее...

Апрельская (седьмая) конференция состоялась в Петрограде 24 — 29 апреля 1917 года. На ней присутствовали 133 делегата [163] с решающим голосом и 18 с совещательным, представлявших около 80 тысяч членов партии.

До Февральской революции 1917 года партия большевиков работала в подполье. Она была запрещенной партией, за одну принадлежность к которой арестовывали и ссылали на каторгу. Все совещания и съезды партии происходили тайно, большей частью за границей. Апрельская конференция была первой легальной конференцией в истории большевистской партии.

Со всей страны прибыли боевые соратники Ленина. Возвратились товарищи из далекой ссылки и каторжных тюрем, приехали делегаты от промышленных центров и национальных окраин. Пришли с заводов и фабрик столицы руководители и организаторы недавних баррикадных боев. На конференцию прибыли: Ленин, Сталин, Молотов, Косиор Ст., Крупская, Стасова Е. От Москвы и области присутствовали: Пятницкий, Дзержинский, Землячка, Ногин, Оппоков-Ломов, Бубнов, Рыков, Скворцов-Степанов, Смидович. От Донбасса приехал Ворошилов, от Самары — Куйбышев, с Урала — Свердлов и много других видных большевиков. И то обстоятельство, что представители организаций, отрезанных от руководящих центров, нашли единый язык и дружно поддержали Ленина, еще раз подчеркнуло, что царизм не сломил воли партии, не порвал ее связей с массами, что партия сохранилась и выросла организационно и идейно.

По своему значению Всероссийская апрельская конференция большевиков занимает место, равное съезду партии в наиболее ответственный исторический момент. Как подчеркивал Ленин на открытии конференции, она

«собирается... в условиях не только российской, но и нарастающей международной революции»{225}.

Делегаты с мест рассказали, как быстро выросла большевистская партия и какую гигантскую работу проделала она за два месяца революции.

Читать далее...

По приезде в Россию Ленин со всей энергией отдался революционной работе. Утром 4 апреля он выступил на совещании партийных работников большевистской партии. Вечером Ленин прочитал свои тезисы о революции на собрании делегатов — большевиков и меньшевиков, — приехавших на Всероссийское совещание советов рабочих и солдатских депутатов в конце марта 1917 года.

В тезисах, вошедших в историю под именем «апрельских тезисов», Ленин суммировал боевой опыт партии и наметил четкую программу ее деятельности на новом этапе. «Апрельские тезисы» Ленина открыли новую страницу в истории революционной борьбы партии большевиков. Новую — не в смысле разрыва со старой теорией и практикой большевизма, — новизна заключалась в том, что тезисы явились исчерпывающей программой действий пролетарской [161] партии в переходный этап, созданный Февральской буржуазно-демократической революцией.

Свержение царизма изменило условия, в которых пришлось работать большевикам.

«Это был величайший перелом в истории России и небывалый поворот в истории нашей партии, — писал Сталин по поводу победы Февральской буржуазно-демократической революции. — Необходима была новая ориентировка партии в новых условиях борьбы»{219}.

Большевистская партия только что вышла из подполья. Многие члены большевистской партии возвращались из далекой ссылки. Из Нарыма, Туруханского края, Якутской области, из разбросанных на крайнем севере сел и деревень стягивались в Петроград, Москву и другие промышленные центры сотни и тысячи большевиков. Железные дороги были забиты военными перевозками и не способны были к быстрой переброске ссыльных. В комитетах, помогавших выбраться из ссылки, — так называемых «комитетах помощи амнистированным», — засели меньшевики и эсеры и тормозили переброску большевистских ссыльных. Большевики разбросаны были по необъятному простору страны — от Петрограда до Владивостока, от Архангельска до Кавказа. [102]

Читать далее...

Союзные империалисты зорко следили за каждым шагом Ленина. 3 апреля, в день, когда он прибыл в Петроград, английское посольство передало в русское Министерство иностранных дел записку с характеристикой Ленина.

«Ленин — хороший организатор и крайне опасный человек, — говорилось в этой записке, — и, весьма вероятно, он будет иметь многочисленных последователей в Петрограде»{213}.

В тот же день в Министерство иностранных дел поступила записка и от французского посла, в которой также говорилось о проезде Ленина через Германию.

Товарищ министра иностранных дел А. Нератов пометил на этих документах: . .

«Все сведения из третьих источников нужно поместить в газетах завтра же, не указывая источников, и подчеркнуть благожелательность германского правительства к Ленину и пр.»{214}

Так начал закручиваться клубок лжи и клеветы вокруг приезда Ленина в Россию. Боязнь, что «этот хороший организатор [154] найдет многочисленных последователей в Петрограде», заставила союзных империалистов поднять травлю против Ленина. Его обвиняли чуть ли не в государственной измене в пользу Германии.

Читать далее...

Февральская революция застала Ленина в Швейцарии. При первых же известиях о перевороте вождь партии решил немедленно ехать туда, где, __ наконец, вспыхнуло пламя, которое он неутомимо раздувал всю свою жизнь. Лучше чем кто-либо другой Ленин предвидел, какие перспективы открываются перед русской революцией и какие опасности стоят на ее пути. По опыту многолетней борьбы он знал, что опаснейшими врагами революции будут ее мнимые друзья, болтуны мелкобуржуазного болота — меньшевики и эсеры, уже не раз предававшие интересы рабочего класса.

    «Ни тени доверия и поддержки новому правительству (ни тени доверия Керенскому, Гвоздеву, Чхенкели, Чхеидзе и К°) и вооруженное выжидание, вооруженная подготовка более широкой базы для более высокого этапа»{208},

писал [149] Ленин из Швейцарии спустя несколько дней после начала Февральской революции в ответ на запрос петроградских большевиков.

В этих немногих словах была намечена целая программа действий. Однако директив «из далека» было недостаточно. Следовало самому быть там, где разгорался огонь революции, гасить который на помощь русским меньшевикам спешили пожарные команды лжесоциалистов со всех концов земли.

Но как попасть в революционную Россию? Англия и Франция, в руках которых находились все пути сообщения, не пропускали в Петроград большевиков, а тем более Ленина. Они хорошо знали отношение Ленина к грабительской войне. Капиталисты прекрасно понимали, какие «убытки» могут причинить им большевики разоблачением империалистской грабительской бойни.

Было ясно, что большевистская партия и русский пролетариат займут правильную позицию и найдут нужные лозунги. Но приезд Ленина ускорил бы этот путь. Буржуазия, и русская и иностранная, поступила в этом случае так же, как ее предшественница в эпоху Парижской коммуны. На требование парижских коммунаров обменять известного революционера Бланки на кучу попов и архиепископов, застрявших в Париже, версальские палачи Коммуны ответили: «Отдать Бланки коммунарам значит послать им целую армию».

Ленина в Россию не пустили.

Читать далее...

Ставка принимала лихорадочные меры, чтобы приостановить победное шествие революции на фронте. В Ставку стекались руководители разбитых в Петрограде соглашательских партий.

4 ноября в Могилев прибыли бывший военный министр Временного правительства Верховский и члены Центрального комитета партии эсеров Чернов, Фейт, Шохерман. Несколько позднее сюда же явились Гоц, Скобелев и др. К этому времени «Ставка кишмя кишела разного рода бывшими, будущими и жаждущими быть...» государственными деятелями. Непрерывно являлись то члены общеармейского комитета, то представители организаций, то всякие прочие «люди с планом»¹.

Там же находились и представители иностранных миссий. Союзные дипломаты диктовали свои условия Ставке. Отказавшись признать советское правительство, они начали сноситься непосредственно с Духониным, подчеркивая этим, что Ставка является для них единственным органом власти.

Общеармейский комитет и приехавшие в Ставку эсеро-меньшевистские главари в единении с контрреволюционным генералитетом решили противопоставить Совету народных комиссаров новое правительство, организованное в Ставке.

В ночь на 8 ноября из Ставки от имени общеармейского комитета армейским организациям фронта была разослана телеграмма с предложением «действующей армии в лице ее фронтовых и армейских комитетов взять на себя инициативу создания власти»². Комитет предлагал наметить кандидата на пост министра-председателя.

«Со своей стороны, — говорилось в телеграмме, — общеармейский комитет выдвигает на этот пост кандидатуру вождя партии социалистов-революционеров Виктора Михайловича Чернова»³.

Вечером 8 ноября Чернов уже выступал в здании Могилевского Совета как кандидат на пост премьера. Могилев готовился стать вторым Версалем.

Читать далее...

На Юго-западном, Румынском и Кавказском фронтах Великая пролетарская революция развивалась в более сложной обстановке, чем на Северном и Западном.

Развернувшаяся здесь борьба за советскую власть велась не только против генералитета и контрреволюционных организаций, но и с враждебными советской власти националистическими объединениями, по территории которых проходили фронты. Это были: Украинская центральная рада, буржуазные организации Закавказья и румынские власти.

Фронтовой комитет Юго-западного фронта, получив известия о событиях в Петрограде, решил оказать сопротивление выступлению большевиков.

Однако настроение комитета далеко не отражало настроения солдатских масс фронта и тыла. Известия о восстании в Петрограде дошли до солдат Юго-западного фронта позднее, чем на других фронтах. Но как только солдатская масса и на этом фронте узнавала о великих событиях в Петрограде, она спешила выразить свою солидарность с петроградскими рабочими и солдатами. 31 октября начальник штаба VII армии генерал Гришинский доносил в штаб Юго-западного фронта:

«В XXII корпусе усиленная большевистская агитация ведется солдатами 6-го полка, где вынесена резолюция о поддержке большевиков... В I гвардейском корпусе на соединенном заседании полковых, дивизионных и корпусного комитетов после бурных прений вынесена следующая резолюция: соединенное заседание заявляет о полной солидарности с петроградским гарнизоном и Всероссийским съездом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в их борьбе за создание твердой революционной власти...»¹.

2 ноября командующий XI армией генерал Промотов телеграфировал в штаб фронта:

«В V армейском корпусе настроение крайне нервное, симпатии к большевизму растут особенно в пехоте, сильно ухудшилось отношение к офицерскому составу в 7-й пехотной дивизии. В XXXII армейском корпусе 403-й Польский полк за исключением пулеметной и других мелких команд вынес большевистскую резолюцию с протестом против снятия войск с фронта. 48-й тяжелый артиллерийский дивизион вынес подобную большевистской резолюцию... Большевистское настроение в частях корпуса растет»².

 

Читать далее...

X армия занимала центр Западного фронта. Ее штаб находился в местечке Молодечно. О том, как было встречено здесь известие о восстании» в Петрограде, рассказывают в «Правде» от 4 ноября 1917 года делегаты 107-го Троицкого полка.

«Весть о перевороте, — пишут они, — пришла 26 октября. Встречена она была с восторгом, криками «ура». Состоялось собрание всего полка, который вынес резолюцию за полную поддержку новой власти... 27-го была получена другая телеграмма о взятии Петрограда Керенским с призывом не верить Военно-революционному комитету и об аресте большевиков. Этой телеграмме никто не поверил»¹

Несколькими днями раньше в 107-м Троицком полку была принята резолюция о передаче всей власти в руки Советов. С этой резолюцией делегаты 107-го полка объездили несколько полков своей дивизии: 105, 106 и 108-й. Всюду солдаты единогласно присоединились к резолюции 107-го полка. Даже в ударном батальоне подавляющее большинство солдат присоединилось к резолюции, и лишь небольшая кучка протестовала, требуя ареста делегатов.
Читать далее...